Крест и посох - Страница 29

Тут он с силой дернул за веревку, после чего наверху раздался громкий хлопок, и завизжал исступленно, выхватывая из ножен меч:

– Бей их.

В следующее мгновение началось нечто невообразимое. Умело рассаженные Глебовы и Константиновы бояре, выхватив мечи, принялись рубить своих недавних соседей по столу. Те, ничего не понимающие, толком даже не защищались. Видя, что все планы в одночасье рухнули, Константин, не вынимая меча, кинулся к Глебу.

– Опомнись, ведь они же братья твои, – заорал он, обхватив его руками и не давая нанести очередной удар по Ростиславу, брату пьяного Святослава.

– Уйди, пусти, – рычал Глеб, пытаясь вырваться из крепких объятий Константина. – Уйди, Иуда. Забыл про сговор.

– Опомнись, – кричал Константин. Сзади него топтался в растерянности Епифан, не понимающий, что происходит, а по бокам застыли в напряженном ожидании нападения на них самих или на князя Изибор с Лебедой и Гремислав с Козликом. Отчаянные крики слышались уже отовсюду.

– Предатель, – успел простонать, падая, князь Юрий.

– Проклят будь навеки, – выплюнул вместе со сгустком крови умирающий Кир-Михаил.

Бешенство удесятерило силы Глеба, и он наконец как-то вывернулся из рук Константина, тут же, отскочив назад, замахнулся мечом, но вовремя подставленный клинок Изибора отбил так и не ставший роковым удар братоубийцы. Тем временем в живых оставалось лишь двое – пронский князь Изяслав в одном крыле шатра и князь Переяславля-Рязанского Ингварь, дравшийся спиной к спине с одним из уцелевших своих бояр. Остальных, из числа не испустивших дух, попросту деловито добивали.

Третий очаг сопротивления оказался для Глеба неожиданностью. Вытащив свой меч из ножен, Константин, судя по всему, окончательно забыл про тайный сговор и упорно пробивался на выручку к Изяславу, изнемогавшему к тому времени от полученных ран. Подоспел он поздно. Клинок Кунея ловко, почти не касаясь, скользнул по оголенной шее пронского князя и тут же окрасился красным. Струйка крови из перерезанной конной артерии брызнула прямо в лицо Кунею, и его секундного замешательства вполне хватило Константину, чтобы рассечь подлого боярина чуть ли не до пояса.

– Славно, брате, – натужно улыбнувшись, одобрил красивый удар Изяслав и рухнул навзничь.

– Назад, к Ингварю! – крикнул отчаянно Константин, и они принялись в шесть клинков прорубаться к еще стоящему на ногах, но уже в гордом одиночестве, переяславскому князю.

– Держись, подмога идет, – крикнул, чтобы приободрить его, Константин, но и здесь он не успевал.

Князь Ингварь, как матерый тур, еще недолгое время отмахивался от стаи волков, но тур был стар, а волков оказалось слишком много... Едва он рухнул, как все обрушились на шестерку во главе с Константином.

– Эх, места маловато, – успел задорно выкрикнуть невысокий поджарый Козлик. При этом он, в полной мере оправдывая свое прозвище, не переставая гарцевал на месте, перемещаясь с ноги на ногу, не столько отбивая удары атакующих, сколько ловко уворачиваясь от них.

Прижавшись к полотняной стенке шатра, они отчаянно отбивались от множества врагов. Нападавших было столько, что зачастую они мешали друг другу, что было на руку защищавшимся, но уже рухнул зазевавшийся на миг Лебеда. Константин вспомнил библейские строки и попытался их процитировать срывающимся от волнения голосом. Всю душу вложил он в эти слова, произнося их и глядя прямо в лицо Глебу:

– И спросил Господь: «Где брат твой, Каин?» И ответил тот: «Разве я сторож брату своему». Это про тебя сказано, Глеб, слышишь?! Только твой грех в десять раз страшнее, ибо на совести твоей смерть уже девяти Авелей, а сейчас ты крови десятого алчешь.

– Это ты Авель?! – бешено заорал Глеб. – Да ты самый что ни на есть Каин, – и повернувшись к своим боярам, скомандовал: – Всех убить, а братца моего живьем взять!

Натиск усилился, но тут наконец-то Константин вспомнил про гранаты. Уж очень больно его хлестал при каждом выпаде или ударе тяжелый кошель у пояса. Он обернулся назад и, крикнув Епифану, чтобы заслонил, одним взмахом меча пропорол сверху вниз легкую полотняную обшивку шатра. Вывернув меч, он подрезал ее еще и снизу, параллельно земле, а затем вновь располосовал уж по направлению вверх.

С криком: «Я за подмогой», – он выскочил наружу, полной грудью вдохнул такой свежий после шатра воздух и... понял, что бежать некуда. В двух или трех местах еще кто-то вяло отбивался, еще звенели вдалеке мечи у Изяславовых ладей, но в целом победа заговорщиков была полная и безоговорочная.

Однако его самого почему-то никто не трогал. Лишь спустя несколько секунд до него дошла причина этого. Ведь он же должен был стать в числе победителей, следовательно...

Нужное и единственно правильное решение пришло в голову сразу же.

– Стой, – притормозил он бежавшего куда-то дружинника. Лицо было знакомо, но вот имени Костя, хоть убей, припомнить не смог. Впрочем, этого и не потребовалось, поскольку тот сам признал остановившего его, охнув удивленно:

– Княже Константине? А говорят, что убили тебя вороги лихие.

– Как видишь, жив, – устало усмехнулся Константин и тут же приказал: – Воев наших собери и в шатер. Там Гремислав с Изибором насмерть бьются. Помочь надо. Прямо ко входу бегите, врывайтесь и рубите всех подряд.

– Ясно, – кивнул головой ратник и метнулся назад.

Тут на Константина налетел Епифан, вынырнувший в ту же прорезь.

– Живой! – пробасил он радостно, но князь ловко уклонился от медвежьих объятий своего стремянного и гневно крикнул:

– Ты почему остальных бросил?