Крест и посох - Страница 61

Но вместо того чтобы дать жалкие три пушки, пошли бесконечные доклады и согласования, и к концу вторых суток пришел приказ из Москвы о том, что необходимо провести переговоры. Если бы он проводил их сам, то, плюнув на офицерскую честь, просто наврал бы спустя сутки, что это бандиты из разряда непримиримых, от переговоров отказываются и желают сражаться до конца.

Однако проводить их прибыло из штаба аж два полковника и еще один мрачный подполковник, а Вячеславу досталось лишь обеспечивать охрану. Бандиты, видя, что положение безвыходное, с радостью согласились на свободный коридор и т. д., после чего один из полковников тут же бодро доложил об успешном достижении договоренности по всем вопросам, вся троица дружно залезла в вертолет и улетела в штаб.

Словом, ушли эти гады от справедливого суда Вячеслава, зато руководитель переговоров получил орден. Назывался он очень серьезно, хотя для порядочного человека это – учитывая, за что его вручили, – звучало бы просто насмешкой: «За заслуги перед Отечеством». Тогда наградили всех трех участников полуофициального предательства и всех орденами, от которого мрачный подполковник, по слухам, отказался.

Ну, ему-то было можно вставать в позу – с выслугой лет у него было все в порядке и даже приказ об увольнении был уже подписан. Вячеслав же после недолгих колебаний на такой шаг не решился, понимая, что за этим последует неминуемый досрочный дембель, и успокаивая себя мыслью, что уже теперь-то никогда и никаких переговоров вести с этой мразью не будет. В Москве подонков много, так что охотники награду получить всегда найдутся. Вот пусть они с ними лясы и точат. Слово свое он держал свято... до сегодняшнего дня.

И вот надо ж такому случиться, что судьба, забросив его аж в тринадцатый век, устроила такую подлость. Хорошо еще, что сам Ратьша оказался весьма порядочным мужиком и с теми козлами, что Костю предали, даже и говорить не стал. К тому же, пока они ехали до шатра, Вячеслав успел отвертеться от дальнейшего участия в беседе, и старый тысяцкий, понимающе глянув на юного дружинника, согласно кивнул, отпуская его с условием немедля послать гонца за Эйнаром.

Сидя в шатре и неспешно попивая мед, хитрый Данило Кобякович уже вызнал все необходимое у Хвоща, который и не счел нужным скрывать, сколько воев Константиновых сидят теперь в порубе у Глеба. Вошедший Эйнар тут же охотно включился в беседу, но результатами ее обе стороны остались весьма и весьма недовольны.

Хвощ, выполняя княжеское повеление, на уступки не шел, обещая выпустить малолетнего княжича из града и не чинить ему зла, ежели и Ратьша, и Данило Кобякович, и ярл Эйнар при всем своем войске, то есть принародно, дадут роту Глебу в том, что зла ему чинить ни в делах своих, ни даже в помыслах не будут. Более того, все они в этот же день отступят от града Рязанского – кто в Ожск, кто к себе в степь, – оставивши десяток ратников для достойного сопровождения княжича Святослава, которому в удел жалуется Ольгов. О самом же князе Константине сейчас и речи вести не можно, ибо тот от огорчений великих приболел сильно и с места на место перевозить его хворого никак нельзя.

– И у нас в Ожске кудесница есть, – попытался возразить Ратьша. – Она-то побыстрее его на ноги поставит, чем...

– Так она его как раз и пользует, – быстро выставил железный аргумент Хвощ.

– Так Доброгнева у вас? – удивился Ратьша.

– А то как же, – подтвердил Хвощ. – И духовник княжий отец Николай тоже у нас пребывает. Сами видите теперь, что Глеб своему родному брату ни в чем не отказывает, а держит его в бережении великом и не выпускает только ради его же блага, – тут он, заговорщически подмигнув и склонившись поближе к Ратьше, шепнул, будто от себя: – Еще скажу, что главная причина задержания князя вашего самая что ни на есть добрая. Не желает Глеб Владимирович отпускать его без замирья вечного. Хочет, дабы родной брат не врагом, а другом из Рязани выехал, – и, распрямившись, как бы официально добавил: – Но и болезнь у него впрямь открылась – в моей речи лжи не было.

Ратьша заколебался. Данило Кобякович с облегчением вздохнул. Словам посла был смысл верить, но гигант викинг, пристально глядя на Хвоща, предложил:

– О болезни княжьей пусть сама девка нам расскажет. Что да как, да так ли она опасна, что князь и выехать не может, да сколько длиться будет.

– Я сообщу князю о вашей просьбе, – уклончиво ответил Хвощ.

Подозрения с новой силой зашевелились в Ратьше.

– Да не просьба это будет, а повеление! – загремел он.

– Повеление князю Глебу? – усмехнулся Хвощ.

Данило Кобякович тронул тысяцкого за плечо, успокаивая, и уточнил как бы от имени всех троих:

– Пожелание такое у нас всех троих. Да еще пусть и духовник его с нею вместе прибудет. Как его – отец Николай?

– Он у одра княжеского неотлучно сидит, – возразил Хвощ.

– А мне помолиться нужда появилась великая, – не уступал половец. – Вот он как раз...

– Чтобы молиться, священник не нужен, – саркастически усмехнулся Хвощ. – Молитва из твоих уст должна идти, Данило Кобякович.

Хан смолк, нахмурив брови, и принялся срочно размышлять: а зачем тогда вообще сдался священник, если молитву христианин без его помощи произносит? То ли дело шаман – один за всех отдувается. А тут выходит, каждый сам за себя?

Но тут пришел на выручку Ратьша:

– Данило Кобякович, хоть нашей речью и чисто владеет, но тут спутал малость. Он хотел сказать про молебен, который отец Николай во здравие князя Константина отслужит, а мы все подхватим. Сообща оно, глядишь, до Бога быстрее долетит, потому как силы в молитве такой побольше будет.