Крест и посох - Страница 67

– Да уж, – согласился Константин. – Под такой груз носильщика свободного не позовешь.

– Вот-вот, – оживился отец Николай. – Коль доверили, стало быть, тащи, сколько уж мочи есть.

– Ладно, куда я денусь, попробую, – отозвался князь равнодушно и предупредил: – Но учти, отче, сил моих маловато осталось, и если он еще пару таких интенсивных допросов устроит, так они и вовсе закончатся.

– А что же ему надо от тебя? – спросил в свою очередь отец Николай.

Узник немного помолчал, но затем нехотя ответил:

– Гранаты. Точнее, секрет их изготовления.

– Как же он узнал про них? – удивился отец Николай. – Или ты сам ему их показал?

– В Исадах мы, от погони уходя, взорвали три штуки. Только благодаря этому и ушли, – пояснил Константин.

– Да-а, – протянул задумчиво священник. – Ну что тебе сказать, сын мой. Бывают такие деяния, что потом никакими молитвами не искупить. До самого смертного часа и перед Богом, и перед совестью своей сознавать будешь, что свершил грех не просто тяжкий, а смертный, испугавшись мук телесных. Великое зло содеешь ты, коли Глебу-братоубийце про них поведаешь.

– Это точно, – отозвался Константин. – Потому и молчу. Знаешь, отче, я ведь смерти особо и не боюсь. Один мудрец как-то сказал, что человек с ней вовсе не встречается.

– То есть как? – усомнился священник.

– А очень просто, – пояснил Константин. – Пока ты жив – смерти нет, а как только она пришла, то человек уже умер. Получается, что мы с ней врозь все время находимся. А вот пыток, честно говоря, страшусь, отец Николай.

– А ты все время помни, что за земными муками тебе жизнь вечная откроется. А пострадавший за гробом соединит себя с праведными душами и обретет блаженство сладостное в кущах райских. Так что не мук телесных надлежит тебе опасаться, княже, а духовной гибели. Тогда уж ничто не спасет и не сохранит тебя ни на этом, ни на том свете. А может, и не только тебя, но и всех обитателей земли нашей.

– Наверное, ты прав, отче, – задумчиво произнес Константин. – Но все-таки как же глупо и нелепо все получилось.

– Ты про Исады? – уточнил отец Николай.

– И про них тоже, – не возражал Константин. – Там, конечно, глупее всего вышло. Но ведь и до них я, по-моему, не так все делал. А уж эта темница – просто окончательный итог. Коли не с того начал, стало быть, и не тем закончу. Видимо, ошиблись силы, пославшие меня сюда. Не того выбрали.

Священник чуть помешкал с ответом.

– «Вот вы теперь испытуете Господа Вседержиггеля, – начал он цитировать из книги Юдифи. – Но никогда ничего не узнаете; потому что вам не постигнуть глубины сердца у человека и не понять слов мысли его. Как же испытаете вы Бога, сотворившего все то, и познаете ум Его, и поймете мысль Его».

– А теперь переведи, святой отец, – чуточку насмешливо попросил узник.

– А понять все это легко, – охотно пояснил отец Николай. – Неисповедимы пути Господни, и коли ты избран им, стало быть, так и надо, ему виднее. И когда ты говоришь, что неправильно себя вел, то кто знает – может быть, именно в этом неверном глубокая правота сокрыта и именно так должно было поступить. Ведь, попав сюда, ты не согрешил пред ним и совестью своей?

– Вроде бы нет, – чуть пожал плечами Константин. – Да, совсем забыл спросить тебя. Наша беседа сильно ограничена по времени?

– То есть как? – не понял священник.

– Ну, тебя ко мне надолго прислали?

– Надолго, – несколько помедлив с ответом, отозвался отец Николай и легонько вздохнул, пытаясь сесть поудобнее. Цепь при этом беспокойно лязгнула, и Константин сразу все понял.

– Стало быть, и тебя повязали, – сочувственно произнес он. – Ну я-то ладно, а тебя за что?

– Проповедь моя князю не по нраву пришлась, – последовал сухой ответ.

– Никак за меня заступался, – догадался Константин. – Спасибо, конечно, но честное слово – зря.

– Болящего и в душевном смятении пребывающего оставлять грех, – сурово возразил священник.

– Но ты же ничем не сможешь мне помочь, а себе уже навредил, – и, не слыша ответа священника, Костя добавил: – Ты думаешь, что кое-чего добился, потому что в поруб ко мне попал? А ты понимаешь, что все, кто со мною здесь окажутся, будут меня на тот свет сопровождать? Глеб же никого в живых не оставит из числа тех, кто эту тайну про гранаты вместе с ним услышит.

– Так, может, потому Бог меня сюда и привел, – наконец отозвался отец Николай. – Ведь коли заговоришь, то нам обоим убиенными быть, а коли нет, может, меня и выпустит. Вдруг лишь проверяет Господь, сколько мук ты готов претерпеть ради жизни ближнего своего.

– Хорошо выкрутился, – по достоинству оценил его речь Константин. – Значит, говоришь, что ты – лишний стимул для моего молчания. Ну, дай-то Бог. Я другого боюсь. Как думаешь, неужели он такого опасного свидетеля, видевшего и слышавшего, как он своего брата пытает перед смертью, выпустить решится? Что-то я сомневаюсь.

– Коли надо будет, то и я с тобою вместе ту чашу смертную изопью, – последовал твердый ответ.

– Ну а как там, на воле? – засмущавшись от суровой прямоты слов отца Николая, поинтересовался Константин, резко меняя тему разговора. – Доброгневе ведь не дали и слова мне сказать. Надеюсь, все целы?

– С тех пор как ты здесь, ничего не изменилось. Отрок твой Михаил, когда Ожск жгли, в отлучке еще был...

– Ну, он самое раннее через неделю подъедет, – почти весело отозвался Константин. – Так что им его не видать, как своих ушей. А кроме него способ приготовления пороха ни одна живая душа не знает. Ты вот что, отче, – помолчав с минуту, решительно продолжил он. – Сейчас лучше отдохнем, чтобы к сегодняшнему вечеру силы сберечь. Но запомни единственное, что я тебя попрошу. Пожалуйста, когда придет князь Глеб со своим Парамошей, молчи как партизан. Может, и забудут они про тебя.