Константин тут же вспомнил недавний пир и внезапное умопомрачение несчастного боярина сразу после того, как тот разобрался, сколь много потерял в одночасье после растреклятой мены с князем. «Не зря я его обобрал, паршивца»,– мелькнула у него в голове злорадная мысль и он уверенно обнадежил Мудрилу:
– Слово князя – золотое слово, – сразу же уточнив: – Разумеется, если слово это дал тебе я.
– И я так же помыслил, княже, когда заказ твой исполнял, – без тени улыбки согласно кивнул Юрий. Только где-то глубоко в его глазах при этом прыгали насмешливые бесенята. Впрочем, возможно, что Косте это только показалось.
– Ну, тогда будем считать, что это затруднение мы разрешили, – хлопнул Юрия по плечу князь, но тот, не угомонившись, переспросил:
– Это со всем долгом или только с последней работой?
– Полностью со всем долгом и даже с резой, что ты выплатить обязался и не уплатил по моей вине. Я ведь так мыслю, что ежели бы я тебе ранее за другие заказы все гривны уплатил, то ты к Житобуду и вовсе обращаться не стал бы?
– Верно, – согласился совсем сбитый с толку Юрий. Он уж было настроился битый час упираться и отказываться от заказа до тех пор, пока князь не уплатит хотя бы обещанное за бронь для сынишки, и про себя поклялся, что ни за какие коврижки не согласится на новую работу, пока не увидит в своих руках хотя бы трех-четырех гривен, а тут...
«А может, какой-то подвох?» – мелькнула мысль, и он нерешительно промямлил, уже окончательно растерявшись от неожиданной княжеской щедрости и уступчивости:
– А дозволь узнать, княже, когда я смогу заклад свой выкупить?
– Да вот как малец этот растолкует, что да как делать надобно, – кивнул Константин на Миньку, безмолвно стоящего у самой двери и терпеливо ожидающего конца разговора с кузнецом. Видно было, что Вячеслав преподал парню хорошие уроки веживости.
Юрий недоверчиво покосился на него – и чего этот сопляк, неведомо откуда взявшийся, заказать удумал, – но не произнес ни слова.
– А ты должок мой сейчас назови, да Зворыка, пока ты тут с заказом разберешься, все тебе и отсчитает, – продолжил Константин.
– Назвать-то оно просто, чего ж не назвать. Ежели с резой вместе, так оно все ровно на десять гривенок и потянет, – выпалил, наконец, Юрий, порешив в последний момент за столь замечательную сговорчивость и покладистость скинуть для круглого счета аж цельную гривну, да еще с добрым пятком кун в придачу. Выпалил и выжидающе ставился на князя – неужто отдаст, ведь до этого чуть ли не полгода тянул.
Константин даже не поморщился, хотя мотовство своего предшественника вновь слегка его покоробило, но не объяснять же простому труженику, что у него нет никакого желания платить, можно сказать, по чужим долгам. Впрочем, учитывая, что сумма могла быть и намного больше, ему на миг стало даже приятно оттого, что эту выплату он может уже произвести почти из своего кармана, а если точнее, то из денег, заработанных собственной смекалкой и хитростью.
Весело улыбнувшись, он тут же распахнул дверь, подозвал к себе Епифана, дежурившего, как всегда, поблизости, и громко, дабы слышал Юрий, наказал ему найти Зворыку и немедленно привести его сюда. После чего широким жестом гостеприимного хозяина Константин предложил обоим присутствующим присесть за стол, и уже через каких-то пяток минут кузнец совсем забыл про все. И про долги, которые ему вроде бы должны были вернуть, и про то, где он находится, и про присутствующего здесь князя, и даже про то, что сам заказ исходит от какого-то юнца-недомерка, не вышедшего ни статью, ни возрастом. Азарт нового, доселе неслыханного дела полностью охватил его, и некогда любимый юнота старого деда Мосяги, знаменитого даже не на Рязань, а на всю Владимирскую Русь, увлеченно обсуждал не совсем понятные детали изготовления невиданного оружия.
Он не отвлекся даже тогда, когда в светлицу вошел Зворыка, и даже если бы дворский на пару с князем кричали во всю глотку, все равно не расслышал бы их – Юрию было не до того. Так что Константин напрасно понижал голос, объясняя своему скупердяю казначею, что долги надо платить, и тут же утешая его обещанием впредь стать более экономным.
Юрий и впоследствии, когда спустя пять минут князь положил перед ним холщовый мешочек, принесенный Зворыкой, с вложенными туда гривнами, не только не обратил на него внимания, но даже, досадливо поморщившись, отодвинул его в сторону, дабы он не лежал на пергаменте и не заслонял часть чертежа, которую кто-то вычертил для этого сопливого мальчишки.
В том, что этот чертеж не был Минькиной работой, он был уверен. Такое юнцу явно было не под силу. Куда там. Даже он, Мудрила, – а крестильным именем величаться мастер как-то не привык, – уже немало чего достигший и познавший, и то навряд ли сумел бы вычертить все столь правильно, четко и без единой помарки.
«Скорее всего, князь купил этот рисунок у какого-то купчишки», – подумалось ему вначале, а потом уже совсем ничего не думалось, поскольку все прочие мысли меркли перед столь грозным, смертоносным и страшным оружием с чудным иноземным названием «граната».
Уразумев, наконец, до самой до тонкости все необходимые премудрости, он уже направился домой, а точнее, в кузню и еще раз, бережно разложив перед собой прямо на наковальне чертеж, воссоздал в памяти все необходимое. И лишь тогда ему, наконец, припомнилось, что он, увлеченный поставленной задачей, даже не поклонился на прощание князю, причем тот на это никак не отреагировал. Затем он вспомнил слова Константина о необходимости свято хранить тайну этого заказа и, аккуратно свернув чертеж, сунул его за пазуху. Впрочем, он ему был уже не нужен – все необходимое в мельчайших деталях стояло перед глазами так четко, что казалось, протяни палец и дотронешься.