– Так ты не был сам в Исадах? – перебил его Константин.
– В Рязани я оставался, – пояснил Стоян. – Там и услыхал весть страшную.
– От Глеба, поди? – прикусил губу Константин.
– От него, от князя нашего. Он у нас, конечно, тоже не медом намазан. Иной раз такое сотворит, что хоть беги. Однако до душегубства своих единокровных не додумался, как ты.
– А князю своему ты крепко веришь? – осведомился Константин. – Ведь он и солгать мог.
– Мог, – не стал возражать сотник. – Да я потом и тех, кто там был, поспрошал. Истинную правду на сей раз сказывал наш князь. К тому же я самолично Изяслава видел, како его на ладье в Колодках повезли в Пронск. Сказывали, твой боярин Куней его и порешил. – Он вдруг резко повернулся к князю: – Или вновь не так?
– Про Кунея – да, спорить не буду, – согласился Константин. – А про то, кто его самого порешил, не сказывали тебе?
– Так князь наш собственною дланью самолично зарубил гадюку.
– Да нет, не Глеб, – возразил Константин.
– Ну, может, и приврал чуток. Так ведь оно и не больно-то важно, кто именно суд правый свершил.
– Может, и не важно, – хмыкнул Константин. – А если это я сам был, тоже не важно?
Сотник вновь резко повернулся к нему. Какое-то время оба молчали, пристально вглядываясь друг в друга, затем, кашлянув, Стоян охрипшим голосом осведомился:
– Стало быть, как же? Выходит, одного ты пожалел? Или начал черное дело, да раскаялся? – и тут же успокоился от здравой логической мысли, пришедшей в голову, и уже обычным голосом иронично заметил: – Обеляешь себя? Только зачем?
Константин обернулся. Метров десять, не меньше, отделяло их от остальных всадников, и можно было идти на откровенный разговор.
– И правда, зачем мне перед тобой-то тень на плетень наводить, – согласился Константин. – Просто напраслину на меня князь твой возвел, и уж очень обидно стало. Я тебе больше поведаю, не Каина ты в Рязань везешь, а Авеля.
– Так ведь живой ты, – логично заметил сотник.
– Ну, будущего Авеля, – быстро поправился Константин. – А вот везешь-то как раз к Каину. На его руках руда братская застыла, не моих.
Сотник недоверчиво усмехнулся.
– Я понимаю, что ты мне не веришь, – продолжал Константин, нимало не смутившись от этой презрительной усмешки. – Но предлагаю проверить. Сейчас я тебе расскажу, что да как на самом деле было, а потом ты моих людей подзовешь по одному и расспросишь тихонько. А теперь слушай, – он чуть замялся, не зная с чего начать, но потом нашелся: – О том, что Глеб удумал, я случайно узнал, причем уже по дороге в Исады. Бояре мои с ним, это правда, в сговоре были, а дружина, знаешь, наверное, на мордву ушла. Будучи в опаске, порешил я следующее...
После подробного рассказа Константина о случившемся – только про гранаты он не стал говорить – сотник долго молчал, напряженно посапывая, затем искоса глянув на князя, испытывающе заметил:
– Дабы проверить, что не поклеп ты на князя Глеба возвел, вас бы свести вместе.
– Я же сказал – людей моих опроси, коли мне самому веры нету, – напомнил Константин о своем предложении.
– Ну, это вы и сговориться могли, – не согласился Стоян.
– Могли, но только в главном, в сути, тогда остальное обязательно не сойдется, – возразил Константин. – К тому же не до того нам было. Я ведь тогда от погони Глебовой ушел и полумертвый в Дубраве валялся. Если бы не волхв, то и вовсе помер бы.
– Всевед? – удивился сотник. – Он что же, лечить тебя взялся?
– Как видишь, – улыбнулся Константин. – Иначе я бы с тобой не ехал. Хотя это не так уж и важно.
– Да нет, вот это как раз важно. – Изумление не сходило с лица старого воина. – А не дал ли он тебе чего с собой перед отъездом?
– Бутыль с настоем, – не стал скрывать Константин. – Сказал, чтобы я по утрам пил по два-три глотка.
– Ну да, ну да, для лечения, – охотно закивал Стоян и осторожно осведомился: – А боле ничего?
Константин немного помедлил, размышляя, стоит ли рассказывать, но, вспомнив, как сотник по-доброму улыбнулся, заметив стоящую вдалеке фигурку старика, решил ничего не скрывать:
– Еще вот это на грудь повесил и сказал, чтоб носил, не снимая.
Он извлек из-под рубахи небольшую деревянную фигурку, похожую на идола из числа тех, которые так любят показывать режиссеры в исторических фильмах. Вырезана она была несколько грубовато, однако можно было разглядеть и длинные усы, и другие черты лица неведомого божка.
Завидев ее, сотник даже присвистнул. Некоторое время он, ни слова не говоря, только бурчал себе под нос что-то невнятное. Затем пора напряженных раздумий сменилась робким вопросом, направленным даже не к князю, а скорее к самому себе:
– А может, ошибся старик? Чай, в годах уже немалых. По старости, по дряхлости, не разобравши толком, взял да нацепил кому ни попадя. Хотя чтоб Всевед, да вдруг ошибся... – Он вновь хмыкнул, не зная, как решить неразрешимое, и, наконец, поинтересовался у князя: – А долго ли он лечил тебя?
– Первый день и вовсе не отходил, – коротко ответил Константин, которого несколько озадачило такое странное поведение своего собеседника. – Точнее, всю ночь и весь день, – уточнил он. – Да и потом варил что-то все время.
– А посох его с ним был? Видел ли ты его?
– Так им он меня и лечил поначалу. Только странно как-то. К груди приставил и... – дальше рассказывать Константин не стал. Мало ли что кому в бреду померещиться может. Потому и оборвал он свою фразу на полуслове.
Изумлению сотника и вовсе не было предела. Он то покачивал головой, то тряс ею, то хмыкал недоверчиво, то принимался тереть свой шрам – словом, вел себя как человек, которому сообщили такое, чего не могло быть, но чему все-таки надо поверить, потому что имелись весомые доказательства этакого чуда.